«Можно ли на заказ сделать повтор вашей картины «Париж»? - Это была работа 2007 года, а сейчас шёл май 2013. Я не ответил «нет», но объяснил - писать копию не интересно, правильнее сделать работу на тему, но другую. Париж – и калейдоскоп ассоциаций, словно одну за другой я открывал стеклянные двери впечатлений: синий шар мангольфера поднимается в воздух, замершая зеркальная скульптура-человек, вдруг ожив, жонглирует мячами, в глянце серебряного трико скользит даль бульвара, а зелень деревьев у аббатства Сен-Жермен становится сине-голубыми оттенками Дега. Мелькают бурбоновские лилии, мраморные вазы Тюильри, монограммы Бонапарта, олово Сены и чёрное кружево чулка Густава Эйфеля… Спасает в Париже то же, что в нём и убивает – синдром Стендаля, эта муха це-це европейской культуры. Эпохи ...
Советский Союз простоял 72 года, а от Старо-Вавилонского царства до Ново-Вавилонского царства тысяча лет – кто об этом помнит сейчас? Но всё это – и Вавилонская башня, и цветущий гранат, и уреи - как и холст, рельефные пасты, кисти и краски – только средство: я рисую не зиккурат, нет, пластическими средствами я пытаюсь передать категорию нематериальную, но всеми нами осязаемую - время.
Я помню Луксор, как переплыли Нил, как циклопичностью поразил Карнакский храм, но это Египет Рамзеса II, а что было за тысячу лет до него? Где та стена, в которую упирается время? Мемфис! 31 век до Цезаря и 21 век после Цезаря. Мемфис… до него не было столиц, не было вообще городов… Но увидев эту далёкую точку, я столкнулся с лабиринтом второй, более сложной задачи – пройти сквозь штампы «пески времени», «жар пустыни», «камень, на который нельзя ступить» - и найти композицию картины, что выразит изначальное, может быть даже природное, из чего возник и на что опирался последующий мир. Это должно быть что-то очень простое по форме, но таящее внутреннюю силу, волю к будущему...
"ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ ОБ ЭТОМ?" - серия из пяти портретов: Кира Найтли, Мария Шарапова, Бар Рефаели, Кейт Мосс, Грейс Келли.
Коллекционер из Берлина, в собрании которого около 400 картин – а собирает он современное искусство и преимущественно портреты – решил заказать пять работ. Необычность заказа удивила с самого начала: ему нужны были портреты в моей специфической технике – холст, листы партитур, акрил. Может быть это не скромно, но как сказать иначе, если так было? Проблема состояла в другом: чьи это будут портреты - не известно. Как подписать контракт, где оговорены сроки и технические детали, но при этом даже не представляешь чьи лица увидишь?..
Портрет этой девушки -как говорят "иконы британской моды" - я делал на заказ, через лондонского галериста и нашего общего промоутера. Следовательно - отбор, установленные критерии: должно быть позитивно, оптимистично, без проблем и в то же время похоже. Тем более это подарок ей на свадьбу, её же портрет). Прокрустово ложе фантазии, канешно, но - ок, сделал) И вот - восторг обладательницы! Поставила картину у себя за спиной во главе пиршественного стола и 300 несчастных гостей в течении трёх дней могли любоваться)) -(свадьба была в её усадьбе под Кембриджем, право фотосъёмки она...
"Я не верю в миф о чопорности Лондона - здесь творили Тёрнер и Шекспир, а это могучая энергия. Она безусловно жива - энергия в сочетании с изысканным вкусом и чувством меры. Я надеюсь посетители выставки не только почувствуют экспрессию, которую я постарался вложить в свои работы, но за парадоксальными сопоставлениями героев, объектов, нотных листов увидят отражение сердцевины, нерва современного мира, потому как держать зеркало перед лицом природы, как говорил Шекспир – извините за высокий штиль, - и есть предназначение искусства.
Те герои или артефакты, что доминировали в сознании людей века назад, теперь стали крошечными фрагментами мозаики современного сознания, а для большинства людей просто забыты. Так мы можем любоваться красотой букв языка, на котором уже веками никто не говорит.
Я трансформирую образы этих артефактов и героев, наполняю их современным, адекватным реальности смыслом, но…"
"Сейчас, в начале 21 века, когда я записываю те события почти двухвековой давности, некоторые сцены я вижу ясно, как на хорошей и чёткой фотографии, пусть коричневой и старой, но большой, достоверной, выполненной на серебряной бумаге и хорошим мастером. Другие события видны не так ясно – или гроза и туман были в какой-то день тогда, или недостаточная моя внимательность и восприимчивость сейчас, но многое не столь чётко, как будто при проявке плёнки или печати фотографии не крепок уже был проявитель, или смазался на изображении фиксаж. Сознание человека, его внутренне зрение удивительно – мы можем с открытыми глазами, стоя в автомобильной пробке, например, увидеть своё детство, себя маленьким, идущим по дорожке на даче, и свой дом, комнаты, кошку. Можем мысленно, по памяти, обойти вокруг дома, увидеть деда и молодую ещё маму, её улыбку и свою радость. Мы можем вспомнить детских друзей, увидеть свои игры, в точности описать крыльцо дома или свитер своего друга, или какую-то игрушку, например. И всё это – с открытыми глазами, рассматривая людей в кафе или машины вокруг. Но это то, что реально было, было с нами.
Труднее, труднее несоизмеримо, увидеть то, чего ещё не было, или ..."
